Когда я впервые приехал в Индию, помню, среди многих запоминающихся впечатлений был один чисто физиологический эффект: можно было в любой момент и в любом месте просто так сесть или лечь на теплую землю (что и делали местные жители) без опасений застудить себе что-нибудь типа почек на всю оставшуюся жизнь. Подумалось тогда, что хомо сапиенс, он ведь родом из жаркой Африки, и тропический климат – это нечто глубинно ему присущее, а наши северные холода явление неестественное, к которому приходится приспосабливаться и с которым надо быть начеку, то есть постоянно пребывать в неком пусть и легком но все же стрессе только лишь из-за чуждого виду климата.
Услышав в этом ролике Джона Батлера про клаустрофобию сознания, запертого внутри отдельного человека, и ее преодоление просто через физический выход из ограниченных стенами зон в область открытых пространств, подумалось, что наш вид, он ведь изначально происходит не только из стран с теплым климатом, но еще из саванн, то есть из местности открытой, и созерцание ничем не ограниченного пространства тоже является глубинно естественным, благоприятным для представителей вида процессом. По сути дела, Батлер предлагает своего рода терапию, основанную на одном из свойственных издревле нашему виду условий обитания.
Если учесть еще и то, что самому Джону созерцание открытого пространства в юности помогло преодолеть искушение суицида, просто непонятно как и почему рассеяв стресс, счел нужным сделать этот перевод. Вполне возможно, что терапия открытых пространств поможет еще кому-то выйти из депрессии или даже избежать суицида.
Человек на горе
На прошлой неделе ко мне пришли новости от еще одной моей хорошей знакомой, которая сообщила мне, что один из членов ее семьи, двадцатиоднолетний парень свел счеты с жизнью. Верьте или не верьте, это уже в третий раз. Еще две женщины, которые в определенные периоды жизни были моими ближайшими подругами, потеряли своих сыновей в возрасте 21 года. Все одно и то же.
Я и сам был недалек от суицида. Я помню, как я бросился вон из дома – тогда мы жили внизу в долине, которая сейчас у меня за сииной. Я помню тот вечер очень хорошо: я просто не мог больше этого выносить, просто вырвался прочь, хлопнув за собой дверью, пошел на мост, стоял там и смотрел в реку. Думаю, тогда я был ближе всего к тому, чтобы покончить с жизнью.
Но, с тех пор как мне исполнилось 12 лет – тогда мы только что переехали из Южной Англии – я стал приходить вот сюда, где я сейчас сижу… и постепенно все больше и больше я влюблялся в это переживание - - просто от того что понимаюсь сюда и нахожусь здесь. Тогда у меня не было слов, чтобы выразить это, но сейчас я использую такое слово как «пространство». И то пространство, которое я нахожу здесь, контрастирует с ограниченностью, которая прежде заставляла меня ощущать клаустрофобию, как будто я пойман в ловушку внутри мира одного человека, который был настолько мал, что я просто не мог там дышать, не мог как-то функционировать в том мире, в мире «надо», «должен», «необходимо», в мире обязательств и обязанностей, выполнения которых, как я чувствовал, от меня требовали. Я ощущал такую неудачу в том мире, и я поднимался на это место. В те дни я был почти всегда один, у меня никогда не было близких друзей. Я поднимался сюда, и мне становилось лучше. После того как я проводил здесь некоторое время я был способен снова возвращаться домой.
Что же это было? Что я тут наверху находил? Я обретал некую упорядоченность в уме, которая сейчас стала для меня чем-то вроде лозунга: «Тишина». Тишина, которую я ощущал здесь и которая часто сопутствует одиночеству. Пространство. Это пространство расширяется в чувство свободы, как минимум. Но оно еще больше: расширение-свобода-тишина-пространство. Это необыкновенно! Почему вдруг свобода должна ассоциироваться с тишиной? Но ты знаешь, что это так. Попробуйте сами.
Что может быть более естественным, чем просто дать глазам всмотреться в колосящуюся траву, и открыть слух для звуков лета, птиц и отдаленного шума проезжающих машин справа от меня за деревьями. Знаете, что я сделал? Просто взошел на холм. А город с его людьми и всеми их трениями, стрессами и проблемами, которые мы называем «жизнью», все еще там внизу в долине. Все что я сделал – это забрался на холм. И вот я здесь!
