Морис Фридман (часть 1)

Давно хотел перевести отрывки из воспоминаний Апы Б. Панта о Морисе Фридмане (составителе "Я есть То" Нисаргадатты и "Евангелия от Махарши"). Я уже где-то писал, что по биографии Мориса можно смело снимать блокбастер. Тем более что национальность Мориса и его помощь тибетцам полностью лежат в русле голливудской политкорректности. Но несмотря даже на политкорректность, его биография и его личность реально интересна и достойна большого внимания.

полный английский текст здесь

Вот что в точности то, что произошло со мной в тот ноябрь 1937 года, когда я случайно столкнулся с Морисом Фридманом в Бангалоре.
Я только что вернулся после четырех с половиной годового обучения в Оксфорде и Лондоне полным энтузиазма юнцом, возомнившим себя «революционным коммунистом». Я хотел сражаться с британским господством и установить в Индии коммунизм – на самом деле новую утопию! И я был старшим из выживших сыновей раджи Бхаванрао. Ему тогда был 61 год, а мне 25. Он с пониманием относился к моему энтузиазму, равно как и к моей импульсивности. Он организовал для меня трехмесячный «тренинг» в администрации Мисора, в те времена образцового и лучше всех управляемого княжества среди всех 675 княжеств Индии.
Отец также снабдил меня личным секретарем, который обо мне заботился, новой машиной с шофером, а также слугой. За неделю, по прибытию моему в Бангалор, я полностью вошел в роль и в полной мере получал удовольствие от моего управленческого тренинга.
Был установлен жесткий распорядок «посещений учреждений и производств» с последующими «краткими совещаниями и обсуждениями». Одним из таких визитов стало посещение Государственного Электротехнического завода в пригородах Бангалора. Шри Бхаратананда – Морис Фридман – был его главой и директором с 1935 года.
Будучи принцем и «вернувшимся из-за границы», я привык, что со мной обходились иначе чем с прочими. Со своей стороны, я постоянно «носил» свой лучший оксфордский акцент и соответствующую улыбку принца, полную напускной вежливости. С другой стороны, Морис был в отвратительном настроении. Годом ранее он принял саньясу и начал жить соответственно своим обетам. Когда сэру Мирзе Исмаилу доложили, что его замечательный квалифицированный директор обрил голову и принял саньясу, что он ходит на работу в шафрановых одеяниях, просит милостыню на пропитание, а всю свою зарплату (3000 рупий в месяц) раздает беднякам и нуждающимся, Великий Визирь пришел в ярость.
Он послал за «этим мистером Фридманом», чтобы напомнить ему, что его нанимали как инженера, а не как саньясина, и чтобы запретить ему впредь носить охру. Морис, в свою очередь, предпочел увольнение со своего поста, сказав, что то и как он ест и во что одевается является его личным делом и что ему должны предоставить свободу вести такую жизнь, какую он хочет, до тех пор пока «качество его работы как инженера и управляющего удовлетворяет всех тех кто в этом заинтересован». В конце концов сошлись на том, что Морис будет надевать европейскую или мисорскую одежду только в тех случаях, когда на завод приедет какая-нибудь VIP персона. И поскольку из-за моего приезда он был вынужден надеть костюм, Морис был в отвратительнейшем настроении!
Когда я вышел из машины, Морис стоял на пороге, но вместо того чтобы ответить на мою улыбку, он мрачно сказал: «Ну что, юный принц, знаете вы что-нибудь об электричестве или я буду напрасно тратить с вами время?»
Я, конечно же, сразу сел обратно в машину и уже начал закрывать дверь, когда Морис осознал свою ошибку и чуть ли не силой вытащил меня из машины. «Я не хотел вас обидеть, простите», – извинился он, и я впервые увидел ту обезоруживающую улыбку на его загорелом лице. За пять минут этой сцены наши вибрации вошли в резонанс друг с другом. И они оставались в этом резонансе в течение сорока лет до самой его смерти 9 марта 1976 года и дальше вплоть до настоящего времени.
На меня сразу же произвела глубокое впечатление высоко дисциплинированная, уравновешенная и целеустремленная натура Мориса. Его интеллект был сверхмощным, его простота забавляла, его спонтанная искренняя любовь не знала границ. В Морисе не было ничего фальшивого, нарочитого или чрезмерного. Его отклик на то, что происходило вокруг всегда был мгновенным и острым, как бритва, и всегда сострадательным. Не существовало временнОго промежутка между тем, что он видел и чувствовал, и его незамедлительным действием. Если он видел попрошайку в тряпье, он отдавал ему всю свою еду и одежду, и никогда не пускался в теоретические рассуждения по этому поводу. Не было никаких догм, теорий или гипотез – только спонтанное непосредственное действие. Он не принадлежал ни к какой религии, политической партии или «изму».
Огднажды в Бомбее в 1943 году моя жена Налини, которая тогда была практикующим хирургом-гинекологом в деревнях Аундха, княжества моего отца, обсуждала с ним свою работу. Она рассказывала о финансовых трудностях бедного Аундха в приобретении даже самого элементарного необходимого оборудования. Морис спросил: «Сколько денег тебе нужно в данный момент?» Налини, не думая, сказала: «Десять тысяч рупий», – что было по тем временам крупной суммой. На следующее утро Морис пришел пешком с 10 000 рупий в банкнотах по 100 рупий!
«Начинай работать, Налини!» – сказал он. Так учил мой Гуру: прямой акт сострадания на практическом примере.
Морис Фридман родился в 1884 году в еврейском гетто Кракова, в Южной Польше, которая тогда была частью царской России.
Из воспоминаний Мориса, которыми он неохотно делился время от времени в течение нашего длительного и близкого общения, можно было заключить, что семья его была очень бедной. Его отец, ортодоксальный еврей, работал в синагоге. Мать шила, стирала и готовила, и старалась дать детям лучшее воспитание, какое могла, несмотря на то что на это почти не было денег. Морис до тринадцати лет не пробовал белого хлеба. Свою первую зубную щетку он купил, когда ему было пятнадцать.
Но Морис был рожден гением. Когда ему еще не было десяти, он читал и писал, используя кириллицу, латинский и еврейский алфавиты, и бегло говорил по-русски, по-польски, по-английски, по-французски и по-еврейски. Его отец хотел, чтобы Морис, его старший сын, стал раввином и вел безопасную, благочестивую и полезную жизнь, служа «избранному народу», который страдал под пятой царизма, и таким образом помогал им переживать гонения, возникавшие из-за широко распространенной расовой нетерпимости. Однако, способности Мориса были очень быстро замечены его учителями, которые дали ему возможность довести до конца то, что редко удавалось еврею, поступившему в царистскую русскую школу в тех краях. Он проявил себя исключительно хорошо и, получив наивысшую аттестацию среди 500 мальчиков на выпускных экзаменах, был допущен до экзаменов на соискание стипендии, где получил 95%, став лучшим во всей Польше. За это он получил государственную стипендию и возможность изучать то, что в то время привлекало его больше всего: курс по электротехнике. Ему еще не было 20, когда на его счету было уже около сотни патентов на изобретения в области механики и электротехники, одним из которых была «говорящая книга».
Вскоре его стали брать на работу в лаборатории, а потом и в исследовательские институты, и к 1925 году он объехал большую часть Европы, работал на немецких, датских и голландских промышленных предприятиях.
Однако, к 25 годам на поверхность стало прорываться то, чему предстояло стать устремлением всей его жизни. Он захотел «увидеть Бога». В течение нескольких лет он серьезно изучал Талмуд и другие еврейские религиозные книги. Однако, иудаизм недолго удовлетворял острый, смелый, логичный, не догматичный ум Мориса.
Тогда он перешел в Русское Православие и стал монахом, укрывшись в уединении одного из карпатских монастырей Южной Польши. В этот период произошел один случай, который ярко иллюстрирует характер Мориса. Вышло так, что в один прекрасный день «Сатана» искусил его прыгнуть в мощный водопад, чтобы «доказать свою веру» в Иисуса Христа и Церковь. И этот неустрашимый искатель Истины сразу же прыгнул вниз с обрыва в сто футов! Его спасли несколько кустов, в которых запуталась его сутана. В этом был весь Морис! Это было то, что вдохновляло, что вызывало любовь тысяч людей на протяжении тех 78 лет, что он прожил на этой земле.
К 1926 году Морис был «сыт по горло», как он однажды сказал нам, всеми православными догмами. «Верь в это, не делай того, делай это, повторяй за мной – меня не устраивало», – говорил он. Он хотел свободно искать везде отчаянно пытался сам для себя разобраться «зачем все это вообще». Примерно в то время он познакомился с Теософским Обществом и встретился с Анни Безан и Джидду Кришнамурти. С Кришнамурти он встречался в Швейцарских Альпах и много раз в Голландии в Саанене. В течение пятидесяти лет Морис был «очень-очень близок к Кришнамурти» и был самым серьезным и упрямым собеседником этого великого видящего.
К 1928 году он готов был эмигрировать во Францию в поисках работы и «новых приключений», как он выражался. Он приехал в Париж с большими надеждами, без денег, не зная, где жить. Но вскоре он увидел объявление в «Paris Soir» о новом электротехническом заводе в пригороде. Он предложил свои услуги и был тот час же принят. К 1934 году он стал генеральным директором завода.
В течение всего этого времени его главное стремление «найти и встретить Бога» не было забыто. Он жадно читал книги по религии, мистицизму и оккультизму. Он постоянно пробовал на себе все практики, о которых читал в огромной секции Национальной Библиотеки Парижа, посвященной этому предмету.
Потом неожиданно он наткнулся на Веданту. Он сосредоточенно изучал Упанишады, Гиту и Махабхарату в переводах на французский и немецкий. Его сильно привлекали книги Пола Брантона о Рамане Махарши. Это было первое знакомство с великим Мастером и тем, что стало для Мориса величайшим открытием: «Кто есть я?»