Путь в хлев не лежал через библиотеку. Я забрела туда случайно. Рыжего парня, который вел меня из отделения службы доставки кто-то отвлек – кажется, лошадь подвернула ногу и срочно нужен был совет ветеринара, кем собственно и был рыжий парень – а я продолжала идти и идти, пока не оказалась перед полуоткрытой филенчатой дверью. Я боднула ее слегка рогом и вошла в небольшую комнату. Все стены там были уставлены полками с книгами, а прямо напротив входа висел его портрет. Конечно, я сразу вспомнила, кто это, и какая-то странная дрожь пробила до самых копыт…
Я ведь простая корова, пусть даже не единожды уже рождавшаяся и умиравшая. И я не понимаю, почему я снова здесь. Зовусь я теперь Аврора. Почти что Зорька. Только теперь я многое помню из того, что было тогда – уж не знаю когда. И про Кропоткина, и про Раману, и еще про кое-кого, о ком пока говорить не время. Какого рожна я родилась снова… правда не знаю. Может быть, Петр Алексеевич слишком сильно шепнул мне тогда на ухо: «Живи, Анархия!» – намеренно придав моей душе инерцию существования? Вот и приходится теперь проживать еще одну жизнь, которая после наставлений Раманы, казалось бы, ни к чему. Ну и еще, поскольку мы с вами поняли, что будущее влияет на прошлое, так же как прошлое влияет на будущее, напрашивается вывод, что мое нынешнее бытие должно явиться причиной неких событий в прошлом, которые иначе сделались бы невозможными. Таковы правила этой великой иллюзии.
Меня купили через интернет и доставили транспортной компанией в специально оборудованном прицепе. Это было неделю, примерно, тому назад. И вот я стою на лугу. Я пасусь. Вокруг меня много таких же коров, мирно пасущихся на угодьях экофермы анархистов-кооператоров. В библиотеке у них висит портрет Петра Алексеевича, и мои рога снова покрашены в черный и красный. У них все коровы такие. Они говорят, что так нас проще будет искать, если мы потеряемся, но мне кажется, им просто нравится, чтобы коровы на своих головах носили эти цвета. Конечно, они не догадываются о моих прошлых жизнях, что однажды у меня уже были черно-красные рога, но все равно относятся ко мне хорошо. Они ко всем кооперативным коровам относятся хорошо. Видимо, каждая из нас заслужила когда-то – уж не знаю когда – это беспечное воплощение.
Аврора выплюнула ядовитый лютик и пошла в сторону ручья, потому что трава на другом берегу его выглядела зеленей и сочнее. Дойдя до мостика, корова сделала шаг на деревянный настил, но тотчас же отступила, потому что одна из досок подгнила и провалилась под тяжестью ее грузного тела.
Опора должна быть надежной, – думала Аврора. – Если опора качается, весь мир вокруг кружится. Весь мир кружится, и мысли в голове путаются и складываются в умозаключения закрученные, но далекие от подлинной природы вещей.
В траве стрекотали кузнечики, бабочки порхали с цветка на цветок, привлеченные их ароматом и яркой раскраской, слепни и комары яростно атаковали Аврору, привлеченные запахом ее пота и теплотой ее огромного тела. Насекомые подчинялись инстинктам, отрабатывая свои роли в бесконечном спектакле эволюции. Корова ловкими движениями нижней челюсти, как серпом, срезала один за другим пучки сочной травы, не обращая внимания на мелкую живность, которая едва успевала или не успевала сбежать от смертельной угрозы.
Вот например, – продолжала думать корова, – если опираться на биологию, науку доказательную, как делал Петр Алексеевич, то и выводы неизбежно получаешь, надежные. Ведь в биологию уходят корни всех поведенческих проявлений. А если опорой служит экономика, то выводы будут однобокими, потому что производство, распределение и потребление товаров – (пусть даже иногда таких полезных и вкусных как молочные продукты, – автоматически уточнила она), – хоть и влияет на поведение, но далеко не определяет его целиком, как пытаются представить те, кто утверждает, будто экономическая выгода это главный мотив всяких людских поступков. Мотивы у них на самом деле такие же как у всех нас, животных, только они слишком гордые, чтобы признать это; боятся они нырнуть в глубину своей внутренней химии.
Аврора перешла ручей вброд и набила рот сочным клевером. Поток мыслей изменил направление. Внутри нас, коров, не живут демоны. Поэтому нас почитают индусы. Как ни пытайся, в корове демона не разбудишь. Нет его там. Не бывает, им там не комфортно. А вот с людьми иначе. Демонам нравится их гордыня. Внутри каждого дремлет демон, и его не так уж сложно разбудить. «Зачем?» – спросите вы. Да затем что демоном манипулировать удобнее, чем самим человеком. Демоны просто созданы для манипуляций, потому что они никогда не бывают свободны. А проснется демон практически наверняка, если человека наполнить чувством бессильной озлобленности. Поступай с людьми несправедливо, и при этом отбей у них возможность сопротивляться или бежать, заставь их замереть в бессильной озлобленности – вот лучшее заклинание для пробуждения внутренних демонов. Взгляд Авроры остановился, челюсти перестали жевать, она вспомнила, как хорошо умели это делать большевики.
Аврора захотела пить и передними ногами зашла в ручей. Она нагибала голову, пила холодную воду, делала паузу, поднимала голову, видела свое отражение и безучастно наблюдала его, в силу ограниченных возможностей своего мозга, не понимая, что это она сама, затем снова пила. Да, несмотря на свою просветленность, Аврора не понимала некоторых самых простых вещей, которые для людей очевидны. И в силу неразвитости голосовых возможностей, не могла не то что двух слов членораздельно связать, но даже одного произнести, и все свои мысли и наблюдения выражала только лишь ревом «М-му!»
Аврора подняла голову и все то, что она успела подумать за этот день, все свои наблюдения и выводы выразила громким и длинным мычанием.
Автор текста выражает свою благодарность за фото Carolien van Oijen,
Как бы в ответ на этот звук, какая-то утка шлепнулась в воду прямо рядом с Авророй, разрезав мелкой рябью, словно острым мечом самурая, отражение коровы до середины вдоль. Утка довольно крякнула, нырнула... и та самая странная дрожь, которая случилась с Авророй в библиотеке, снова пробила ее от кончиков черно-красных рогов до выпачканных в голубой кембрийской глине копыт. Она вдруг поняла, в чем заключался дар Кропоткина: он мог и может даже сейчас будить и освобождать в них, в этих выскочках эволюции, их внутренних ангелов. И его роль в спектакле даже не в том, что он думал и говорил, а в том, что он вот такой просто был.
Комментариев нет:
Отправить комментарий