Если не можешь совсем обойтись без ожиданий,
ожидай Неожиданное
Старуха умерла. Из разбитого корыта могла бы получиться вполне подходящая крышка для гроба, но добрый Старик посчитал, что такая экономия – это не по-христиански, и простив свою бывшую жену за злую ее натуру, похоронил как положено. Теперь никто больше не заставлял Старика конвертировать нежданную удачу в повышение личного статуса и улучшение жилищных условий, захлопывая тем самым дверь действительно небывалых возможностей.
Но каковы именно были те возможности, которые Старик интуитивно осознавал как небывалые, и полностью ли исчерпан их ресурс, он не знал. Неожиданно для самого себя Старик решил, что ему следует поменять метод и место ловли. Он аккуратно сложил невод, убрал его в дальний угол сарая и на рыбалку стал ходить только с остро заточенным гарпуном. «Чем запутывать, лучше пронзать!» – решил Старик. Еще он променял ширину на глубину и широким морским просторам предпочитал теперь глубокие речные омуты.
В одном из таких омутов и жила-была Рыба. Каждую ночь, когда светила луна, Рыба выплывала из глубин Омута, чтобы полюбоваться серебристым светом, которой шел сверху, оттуда, из другой реальности, куда рыбам не полагалось заглядывать.
«Когда идешь на рыбалку, не забывай, что нет разницы между субъектом и объектом, – бурчал Старик себе под нос, затачивая гарпун. (А вы не знали, что наш Старик был философом?) – Если хорошо не подготовиться, можно нечаянно поменяться ролями». Наточив острие и проверив крепость веревки, он вышел из своей ветхой избушки, споткнулся о разбитое корыто, которое так и валялось у порога с пушкинских времен, и направился к Омуту.
Море, шипя, отползало – отлив. Путь лежал мимо могилы Старухи. Всякий раз, когда он здесь проходил, Старик начинал горбиться и двигался как-то боком – смешанные чувства жалости к умершей и впечатанной навсегда в мозг рабской покорности перед сварливой женой заставляли его мышцы совершать движения неловкие и разнонаправленные.
А вот и река. Наклонившись над Омутом, Старик в лунном свете увидел свое отражение. Глубокие воды будто вдыхали в себя его образ, забирали из него что-то и равнодушно выдыхали обратно лишенное живой энергии отражение. Какое-то время все оставалось неподвижным. Потом как будто услышал он голос своей старой знакомой, Золотой Рыбки, и она крикнула ему: «Бросай!» И он бросил гарпун, бросил не сильно, но точно, прямо в свое отражение – острый метал разбил зеркало воды брызгами амальгамы, по поверхности побежали круги, и привязанная к гарпуну веревка начала быстро разматываться, убегая вглубь. Старик потянул, но понял, что силы уже не те, и сразу вот так просто Рыбу не вытащить. И он дал ей уйти на дно, прекрасно зная, что гарпун наточил хорошо, что веревка крепка, и что Рыба рано или поздно устанет и перестанет сопротивляться.
Как тонкая пика Святого Георгия, проткнувшая в библейские времена шкуру дракона, гарпун Старика разорвал рыбью кожу. И так же как свет разрушил когда-то законсервированную тьму древней рептилии, разорвал гарпун Старика ограниченную индивидуальность Рыбы, впрыснув внутрь ее души чужого духа, инъекцию иного мира. И дух тот сразу же внедрился в сознание и первым делом перевел самосохранение из основополагающей стратегии существования в разряд второстепенных надобностей. Рыба чувствовала, что в ее спину воткнули беспощадный прочный металл и вываживают из воды в то иное невероятное пространство, совсем не такое как ее привычная среда, туда где дышат совсем иначе, где все вообще совсем по-другому. Но ведь именно туда она так хотела! Боль и блаженство поочередно овладевали рыбьим мозгом, а иногда умудрялись сосуществовать одновременно и заставляли Рыбу то двигаться как-то боком, жаться к корягам и зарослям водной травы, то рваться к поверхности, к чужой невероятной реальности.
сгенерировано ИИ
Их соединяла тонкая пеньковая нить, только у Старика нить та была в руках, а с другой стороны была она привязана к зазубренной игле, торчавшей из спины. Старик по усиливал, то ослаблял натяжение веревки – то подтягивая, то давая слабину, каждый раз точно тогда, когда нужно, – постепенно вываживая подводное существо, сполна используя накопленный за долгие годы рыбалок опыт и эволюционные преимущества своего огромного, по сравнению с крохотным Рыбьим, мозга. Он знал, что резко дергать нельзя – добыча может сойти. Старик наслаждался процессом. Вспоминал ли он при этом Золотую Рыбку? Надеялся ли – сознательно или нет – что когда-нибудь сможет снова увидеть ее, и теперь не упустит? Откуда нам знать?! Полностью этого варианта я бы не исключал.
Однако соперник по ту сторону зеркала воды был дик и силен. Сознательные усилия Старика встречали отпор мощных хаотичных метаний, и наступил момент когда он понял, что выдыхается именно он, а не Рыба, что Рыбу ему не вытащить, что баланс противостоящих друг другу упорядоченных усилий с одной стороны и мечущегося хаоса с другой достиг точки равновесия, и всякий его успех Рыба вскоре отыгрывала – борьбе казалось, не будет конца. Так думал он, стоя на берегу.
А что же
творилось в глубине? А в глубине проникший
через пробитую кожу Рыбы дух чужого
мира призывал ее покориться. Рыбе
казалось, что тихие голоски съеденных
ей когда-то мелких рыбешек шептали
наперебой в крохотном ее мозгу три
слова: «ДАЙ. СЕБЯ. ПРОГЛОТИТЬ. Так попадешь
вовнутрь. Тебя там уже не
будет. Не ты, но настоящая сила сделает
то, что предначертано эволюцией».
Рассветало. Старик понял, что побеждает. Он думал, что измотал Рыбу, он торжествовал, считая, что тактика его ловли снова принесла плоды, а значит, была самой правильной. Философ забыл, что бросил гарпун в свое отражение. Рыбак не забыл, что хорошо наточил гарпун. Все как будто ускорилось, каждое его усилие давало вдвое, втрое больший результат, чем раньше. И вот уже тело Рыбы стало видно у поверхности, еще движение и Старик почувствует его трепет в своих руках.
И Рыба, крупная чешуя которой отливала глубокой бронзой – не золотом – в лучах восходящего солнца, наконец оказалась в том самом невероятном пространстве, где все не так, как в родной среде обитания, где жабры бесполезны, где дышат совсем по-другому. Ее рот раскрылся, хватая воздух, и Старик услышал, как она тихо прошептала: «Чего тебе надобно, Старче?»
«Да в общем-то ничего», – смущенно пробормотал Старик, замученный и наученный горьким жизненным опытом, о котором так нравоучительно поведал Пушкин. Он какое-то время подержал дрожащую Рыбу в своих руках, потом резко дернул застрявший гарпун и выпустил добычу обратно в воду.
.jpg)
